Новая песня шляпы-сортировщицы

   Гарри не хотел признаваться, что у них с Луной одинаковые галлюцинации, - если это галлюцинации, - поэтому, усевшись в карету и захлопнув за собой дверцу, не сказал больше ни слова о странных конях, но всё же не мог оторвать глаз от их зловещих силуэтов, двигавшихся за окошком.
   - Вы видели Грубль-Планк? - спросила Джинни. - Почему она снова здесь? Ведь Огрид же не уволился?
   - Если бы и уволился, я бы только обрадовалась, - отозвалась Луна. - Он не очень хороший учитель, правда?
   - Очень даже хороший! - сердито воскликнули Гарри, Рон и Джинни.
   Гарри гневно воззрился на Гермиону. Она откашлялась и поспешила согласиться:
   - Э-м-м... да... очень хороший.
   - А у нас в «Равенкло» считают, что он не учитель, а просто смех, - ответила Луна, нимало не обескураженная.
   - Странное у вас в «Равенкло» чувство юмора, - зло бросил Рон. В это время скрипнули колёса, и карета пришла в движение.
   Грубость Рона, по всей видимости, нисколько не задела Луну; совсем наоборот, она продолжала очень спокойно на него смотреть, - так, словно он был более или менее интересной телепередачей.
   Вереница карет, громыхая и покачиваясь, катила вверх по дороге, и скоро они миновали ворота, по бокам которых возвышались две каменные колонны, увенчанные крылатыми боровами. Кареты въехали на школьную территорию. Гарри наклонился к окну и попытался понять, горит ли свет в хижине Огрида, стоящей на опушке Запретного леса, но на школьном дворе царила кромешная тьма. Между тем, замок «Хогварца», казалось, сам стремительно надвигался на них, грозно нависая над головами: гигантский, угольно-чёрный на фоне тёмного неба массив башен с вкраплениями источающих алмазное сияние окон.
   Кареты, лязгнув рессорами, резко остановились у каменного крыльца, ведущего к дубовым дверям парадного входа. Гарри первым выпрыгнул из кареты. Он снова повернулся к Запретному лесу, рассчитывая всё-таки увидеть освещённые окна, но в хижине Огрида определённо не было никаких признаков жизни. Тогда, крайне неохотно, - сказать по правде, Гарри очень надеялся, что за время пути кони куда-нибудь денутся, - он перевёл взгляд на этих малоприятных, скелетоподобных животных. Те, выпучив пустые, мерцающие белые глаза, совершенно неподвижно стояли на ночном холоде.
   Однажды с Гарри уже случалось, что он видел то, чего не видел Рон, но тогда это было отражение в зеркале - явление весьма иллюзорное. Здесь же речь шла о сотне вполне осязаемых животных, обладающих, к тому же, достаточной силой, чтобы везти на себе реальные кареты с реальными людьми. Если верить Луне, эти кони возили кареты всегда, но только... были невидимы. Что же произошло? Почему Гарри их видит, а Рон нет?
   - Ты идёшь или как? - спросил Рон, стоявший рядом.
   - А... да, - опомнился Гарри, и они влились в толпу, быстро поднимавшуюся по каменным ступеням в замок.
   По ярко, торжественно освещённому факелами вестибюлю разносилось множественное эхо - школьники, стуча подошвами по выложенному каменными плитами полу, спешили к двойным дверям в правой части вестибюля, которые вели в Большой зал, где должен был состояться парадный ужин в честь начала учебного года.
   В Большом зале, под чёрным, беззвёздным потолком, представлявшим собой точную копию неба за высокими окнами, стояли четыре длинных стола, и они очень быстро заполнялись людьми. Над столами в воздухе плавали зажжённые свечи. Они наполняли серебристым мерцанием силуэты привидений и озаряли лица ребят, которые оживлённо разговаривали, обменивались летними впечатлениями, громко приветствовали приятелей из других колледжей, молча оценивали новые наряды и причёски друг друга. И опять, Гарри не мог не заметить, что, как только он проходит мимо, все сразу начинают шептаться. Он сжал зубы и постарался сделать вид, что ничего не замечает и ему всё равно.
   Луна отделилась от них и уплыла к столу «Равенкло». Джинни, не успев дойти до стола «Гриффиндора», была встречена радостными криками одноклассников и села с ними; Гарри, Рон, Гермиона и Невилль нашли в середине стола четыре свободных места подряд, между Почти Безголовым Ником, гриффиндорским привидением, и Парватти Патил с Лавандой Браун. Последние приветствовали Гарри с исключительной любезностью и радушием, и ему сразу стало ясно: судачить про него они прекратили за секунду до того, как он подошёл. Впрочем, его это не задело, поскольку у него имелся более серьёзный повод для беспокойства: он, поверх голов, старался рассмотреть учительский стол, стоявший вдоль передней стены зала.
   - Его нет.
   Рон и Гермиона тоже внимательно оглядели учительский стол, несмотря на то, что в этом не было никакой необходимости, - человек такого размера, как Огрид, был бы заметен в любой толпе.
   - Не мог же он уволиться, - несколько встревоженно проговорил Рон.
   - Конечно, не мог, - твёрдо сказал Гарри.
   - Как вы думаете, он не... ранен, нет? - испуганно спросила Гермиона.
   - Нет, - отрезал Гарри.
   - Но тогда где же он?
   Они помолчали. Затем Гарри, очень тихо, так, чтобы его не услышали ни Невилль, ни Парватти с Лавандой, сказал:
   - Может быть, он ещё не вернулся? Ну, вы понимаете... с задания. Которое ему поручил Думбльдор.
   - Точно... точно, так и есть, - в голосе Рона прозвучало облегчение. Гермиона же, прикусив губу, продолжала осматривать учительский стол из конца в конец, словно надеясь найти там более разумное объяснение отсутствия Огрида.
   - А это кто? - вдруг резко спросила она, указывая куда-то в середину ряда учителей.
   Гарри проследил за её взглядом и, в центре длинного стола, в золотом кресле с высокой спинкой, увидел профессора Думбльдора в усеянной звёздами тёмно-фиолетовой робе и такой же шляпе. Его голова склонялась к сидевшей рядом женщине, а та шептала что-то ему на ухо. Женщина была низенькая, с короткими, завитыми волосами мышиного цвета, которые она, на манер Алисы в стране Чудес, повязала розовой лентой, подходящей по цвету к пушистой кофте, надетой поверх колдовской робы. Гарри подумалось, что она похожа на какую-то всеобщую тётушку, старую деву. Женщина чуть повернула лицо к своему кубку, сделала деликатный глоточек - и Гарри с ужасом узнал мертвенное, жабье лицо и выпуклые глаза с набрякшими под ними мешками.
   - Это же она! Кхембридж!
   - Кто? - переспросила Гермиона.
   - Та, которая была на слушании, она работает у Фуджа!
   - Милая кофточка, - ухмыльнулся Рон.
   - Работает у Фуджа? - нахмурившись, повторила Гермиона. - А здесь ей что понадобилось?
   - Понятия не имею...
   Гермиона, сузившимися глазами, ещё раз оглядела учительский стол.
   - Нет, - пробормотала она, - нет, конечно, нет...
   Гарри не понял, что она имеет в виду, но не стал спрашивать; его внимание привлекла профессор Грубль-Планк, только что появившаяся позади других учителей. Она прошла в торец стола и заняла место Огрида. Это могло означать лишь одно - первоклассники переплыли озеро и прибыли в замок. Действительно, прошло всего несколько секунд, и двери, ведущие из вестибюля, распахнулись. В зал длинной шеренгой вошли первоклассники, ведомые профессором Макгонаголл. Она несла в руках табуретку со старой-престарой колдовской шляпой, сильно залатанной и с широкой прорехой у края.
   Гул голосов стих. Первоклассники выстроились перед учительским столом лицом к остальным школьникам. Профессор Макгонаголл аккуратно поставила перед ними табуретку и отошла в сторону.
   В свете свечей лица детей бледно блестели. Маленький мальчик в самой середине шеренги мелко дрожал от страха. Гарри на мгновение вспомнил, как боялся сам, пока стоял там и ждал неведомого испытания, которое должно было решить, в какой колледж его определят.
   Все в зале затаили дыхание. Затем прореха на шляпе-сортировщице раскрылась наподобие рта и из неё полилась громкая песня:

   В те времена, когда была я новой,
   А «Хогварц» только-только основали,
   Создатели сей благородной школы
   Не ведали, что им судьба готовит.
   Объединенные своей высокой целью,
   Одно имели страстное желанье:
   Свои умения и знанья колдовские
   Все без изъятия потомкам передать.
   «Мы вместе будем и учить и строить!» -
   Решили четверо друзей прекрасных,
   Но в страшном сне им не могло присниться,
   Сколь непростой им уготован путь.
   Ужели сыщутся других таких два друга,
   Как Слизерин и Гриффиндор бесстрашный?
   И разве есть на свете две подруги
   Любезней Хуффльпуфф и Равенкло?
   И как же всё могло так повернуться?
   Как дружба верная взяла да и распалась?
   Я там была, и вам могу поведать
   Печальную историю разрыва.
   Рёк Слизерин: «Учить лишь тех я буду,
   В чьих жилах кровь течёт чистейших магов»,
   А Равенкло сказала, что берется
   Учить лишь тех, кто разумом силен,
   А Гриффиндор решил избрать лишь тех,
   Кто храбростью своею отличился,
   И только Хуффльпуфф сказала скромно,
   Что всем готова знанья передать.
   Когда впервые споры разгорелись,
   Им не придали важного значенья,
   Поскольку каждый основоположник
   В той школе колледж собственный имел.
   Взял Слизерин себе в ученики
   Чистейшей крови магов;
   К Гриффиндору
   Шли смельчаки характером тверды;
   Те, кто умом пленял воображенье,
   Шли к Равенкло,
   А славной Хуффльпуфф
   Все прочие без счёту доставались.
   Так, до поры, все маги в нашей школе
   Хранили дружбу крепко, нерушимо.
   Счастливые года летели без печали,
   В гармонии наш «Хогварц» процветал.
   Но все ж средь нас вдруг вспыхнули раздоры,
   И колледжи, что как столпы творенья
   Поддерживали школы основанье,
   Вдруг повернулись каждый против друга,
   Средь прочих каждый захотел стать первым.
   И скоро стало всем уже казаться,
   Что школе нашей уж недолго жить.
   Дуэли, драки... Друг врагом стал другу,
   И вот, в одно печальнейшее утро,
   Покинул школу гордый Слизерин.
   Вмиг прекратились споры и раздоры,
   Но мы остались с тяжестью на сердце,
   И с той поры, когда четыре друга
   Тремя друзьями вынужденно стали,
   Не знала наша школа единенья,
   Такого как в былые времена.
   И вот теперь я, Шляпа, перед вами,
   Вам всем известно, по какой причине.
   Я поделю вас на четыре части,
   Исполнив тем своё предназначенье.
   Но от себя я кое-что добавлю,
   И вы мои слова не забывайте:
   Вы знаете, что на четыре дома
   Мне суждено вас вскоре разделить.
   Но, исполняя долг свой неизбежный,
   Я всё же не могу не опасаться,
   Что косность устоявшихся традиций
   Нас приведёт к печальному концу.
   Так знайте ж, каковы мои сомненья,
   Внимайте знакам, как история вас учит,
   И помните, что школе нашей славной
   Извне грозят ужасные враги.
   Должны мы меж собой объединиться,
   Иначе счастье мы навеки потеряем.
   Я вас предупредила, всё сказала...
   Пора и к сортировке приступать.

   Шляпа смолкла и замерла. Раздались аплодисменты - впервые на памяти Гарри перемежаемые бормотанием и шепотком. По всему залу школьники делились впечатлениями со своими соседями, и Гарри, хлопавший вместе со всеми, прекрасно знал, о чём они говорят.
   - Что-то на этот раз больно развесисто, - высоко подняв брови, заметил Рон.
   - Да уж, - отозвался Гарри.
   Обычно шляпа-сортировщица ограничивалась описанием качеств, необходимых для поступления в тот или иной колледж «Хогварца», и упоминанием о своей роли в определении оных. Гарри не помнил, чтобы прежде шляпа давала школьникам какие-либо советы.
   - Интересно, а раньше она о чём-нибудь таком предупреждала? - чуть встревоженно произнесла Гермиона.
   - Вообще-то, да, - со знанием дела ответил Почти Безголовый Ник, наклоняясь к ней сквозь Невилля (Невилль поморщился: не очень-то приятно, когда сквозь тебя проходит привидение). - Шляпа считает делом чести предостерегать «Хогварц» в тех случаях, когда она чувствует, что...
   Но тут профессор Макгонаголл, которая дожидалась тишины, чтобы начать вызывать первоклассников на сортировку, окинула шептавшихся таким обжигающим взглядом, что Ник немедленно приложил к губам прозрачный палец и сел очень прямо. Гомон в зале мгновенно стих. Профессор Макгонаголл, в последний раз недовольно оглядев все четыре стола, опустила глаза к длинному пергаментному свитку и выкрикнула первое имя:
   - Аберкромби, Эван.
   Перепуганный мальчик, на которого Гарри чуть раньше обратил внимание, сделал шаг вперёд и надел на голову шляпу-сортировщицу, которая не провалилась до самых плечей исключительно благодаря его сильно торчащим ушам. Шляпа некоторое время думала, потом открыла прореху и во всеуслышанье объявила:
   - «Гриффиндор»!
   Гарри вместе со всеми гриффиндорцами громко похлопал Эвану Аберкромби, который, спотыкаясь, дошёл до их стола и сел за него с таким видом, точно ему было бы значительно приятнее провалиться сквозь пол и никогда больше не показываться никому на глаза.
   Постепенно, строй первоклассников редел. В паузах, возникавших, пока шляпа обдумывала своё решение, Гарри слышал громкое урчание в животе Рона. Наконец, «Целлер, Розу» определили в «Хуффльпуфф», профессор Макгонаголл унесла табуретку со шляпой, а профессор Думбльдор поднялся из-за стола.
   Хотя Гарри и был обижен на Думбльдора, самый вид директора подействовал на него умиротворяюще. Отсутствие Огрида, кони-ящеры - все эти неприятные сюрпризы, как неожиданные фальшивые аккорды в любимой песне, испортили давно и с нетерпением предвкушаемое возвращение в «Хогварц». А теперь всё наконец пошло так, как положено: директор школы встал из-за стола, чтобы поздравить учеников с началом учебного года.
   - Всем новичкам, - звучным, чуть звенящим голосом заговорил Думбльдор, радостно улыбаясь и приветственно простирая руки, - добро пожаловать! Добро пожаловать и всем старым знакомым! Бывают обстоятельства, при которых уместны длинные речи. Сейчас не тот случай. Поэтому садитесь и - налетайте!
   Раздался одобрительный смех и взрыв аплодисментов. Думбльдор с достоинством опустился в кресло и перекинул через плечо длинную бороду, чтобы та не мешала ему есть, - ибо на столах неожиданно появились всевозможные кушанья: жаркое, пироги, овощи, хлеб, разнобразные соусы, кувшины с тыквенным соком...
   - Отличненько, - хищно простонал Рон и, схватив первое попавшееся блюдо, принялся перекладывать котлеты к себе на тарелку. Почти Безголовый Ник тоскливо наблюдал за ним.
   - Кстати, что ты там говорил про сортировку? - спросила Гермиона призрака. - Про то, что шляпа и раньше делала такие предупреждения?
   - Ах, да, - Ник, похоже, был рад поводу отвести глаза от Рона, с почти неприличной жадностью поглощавшего жареную картошку. - Я сам их несколько раз слышал. Шляпа поступает так в тех случаях, когда чувствует, что школе угрожает опасность. Совет у неё, разумеется, всегда один: быть вместе и крепить ряды.
   - Окузанаит фо шкули гржат паснасана шляпа? - спросил Рон.
   Рот у него был набит до отказа, и то, что он сумел издать хоть какие-то звуки, Гарри расценил как большое достижение.
   - Прошу прощения? - вежливо переспросил Почти Безголовый Ник. На лице Гермионы отразилось глубочайшее отвращение. Рон, гулко сглотнув, повторил: - Откуда она знает, что школе угрожает опасность, если она - шляпа?
   - Представления не имею, - ответил Ник. - Впрочем, она живёт в кабинете Думбльдора и, осмелюсь предположить, слышит там немало интересного.
   - И при этом хочет, чтобы все колледжи подружились? - Гарри с сомнением посмотрел на слизеринский стол, где безраздельно царил Драко Малфой. - Как же, как же. Скорее небо упадёт на землю.
   - Знаете, вы не должны так к этому относиться, - укорил Ник. - Мирное сотрудничество, вот ключ к успеху. Мы, привидения, хотя и принадлежим к разным колледжам, стараемся всячески поддерживать дружеские связи. Скажем, я, невзирая на соперничество между «Гриффиндором» и «Слизерином», ни за что не позволил бы себе вступить в спор с Кровавым Бароном.
   - Это потому, что ты его боишься, - сказал Рон.
   Почти Безголовый Ник сильно оскорбился.
   - Боюсь? Я? Сэр Николас де Мимси-Порпиньон? Никто и никогда не смел обвинить меня в трусости! Благородная кровь, текущая в моих жилах...
   - Какая кровь? - вытаращил глаза Рон. - Разве у тебя осталась...
   - Это фигура речи! - Ник так рассердился, что его голова мелко затряслась на полуотрубленной шее, угрожая в любую минуту отвалиться набок. - Я, конечно, не имею возможности вкушать еду и напитки, но, надеюсь, вы не станете отказывать мне в праве на свободу слова? И меня, поверьте, не могут задеть колкости неразумных детей, потешающихся над моею неполноценностью!
   - Ник, он вовсе не собирался над тобой смеяться! - заверила Гермиона, разъярённо глядя на Рона.
   У того, к несчастью, рот опять был набит так, что щёки грозили разорваться, поэтому он сумел лишь выдавить из себя: «Ниител казать иичо похо». Ник, видимо, не смог принять это как извинение. Стремительно взвившись вверх, он поправил шляпу с пером, уплыл на другой конец стола и сел между братьями Криви - Колином и Деннисом.
   - Молодец, Рон, - рыкнула Гермиона.
   - Чего? - возмутился Рон, проглотив, наконец, то, что было у него во рту. - Нельзя уже спросить простой вопрос?
   - Молчи лучше, - раздражённо махнула на него Гермиона, после чего оба надулись, и остаток ужина прошёл в недовольном молчании.
   Гарри давно привык к подобным сварам и не пытался их помирить, зная по опыту, что гораздо умнее будет спокойно доесть свой стейк и пирог с почками, тем более, что потом его ждало любимое лакомство - торт из патоки.
   Когда все наелись и в зале снова загудели голоса, Думбльдор поднялся из-за стола. Разговоры сразу же стихли, и все головы повернулись к директору. Гарри одолевала приятная, сытая сонливость, и он с наслаждением думал о кровати под балдахином, которая ждала его наверху, такая мягкая и тёплая...
   - Разрешите мне на несколько минут отвлечь ваше внимание от этого великолепного пиршества и сказать то, что я всегда говорю в начале учебного года, - обратился к школе Думбльдор. - Во-первых, первоклассникам следует усвоить, что лес, окружающий школьную территорию, является запретной зоной для всех учащихся... Позволю себе также выразить надежду, что к настоящему моменту этот факт дошёл и до сознания некоторых старшеклассников. (Гарри, Рон и Гермиона обменялись довольными улыбками.)
   - Далее. Школьный смотритель мистер Филч просил меня напомнить вам, как он уверяет, в четыреста шестьдесят второй раз, что вам запрещено колдовать во время перемен в школьных коридорах, а так же запрещен и ряд других действий, список которых висит на двери кабинета мистера Филча.
   - Кроме того, в этом году в нашей школе произошли некоторые изменения в преподавательском составе. Мы очень рады вновь приветствовать в этих стенах профессора Грубль-Планк, которая будет вести занятия по уходу за магическими существами, а также счастливы представить вам профессора Кхембридж, нового преподавателя защиты от сил зла.
   Раздались вежливые, но не слишком активные аплодисменты, во время которых Гарри, Рон и Гермиона в панике смотрели друг на друга: Думбльдор ничего не сказал о том, как долго пробудет с ними профессор Грубль-Планк.
   Думбльдор продолжил:
   - Испытания для желающих попасть в квидишные команды будут проводиться...
   Он неожиданно прервался и вопросительно посмотрел на профессора Кхембридж. Поскольку из-за её роста трудно было определить, стоит она или сидит, то на протяжении некоторого времени никто не мог понять, почему Думбльдор замолчал, но когда профессор Кхембридж откашлялась: «кхе-кхем», всем стало ясно, что она, оказывается, поднялась со своего места с намерением произнести речь.
   Думбльдор растерялся лишь на мгновение, а затем элегантно опустился в кресло и воззрился на профессора Кхембридж с таким горячим энтузиазмом, словно для него не было в жизни большего счастья, чем слушать её выступление. Остальной преподавательский состав не сумел столь ловко скрыть своё удивление. Брови профессора Спаржеллы уползли под разлетающиеся во все стороны волосы, а рот профессора Макгонаголл сжался в тончайшую полоску. Никогда раньше новый учитель не осмеливался перебивать директора. Многие школьники усмехались; эта женщина явно не знакома с порядками в «Хогварце».
   - Благодарю вас, директор, - жеманно заулыбалась профессор Кхембридж, - за тёплые слова приветствия.
   Голос у неё был высокий, с придыханием, похожий на голос маленькой девочки, и Гарри вновь ощутил к профессору Кхембридж острую неприязнь, которую и сам не мог бы объяснить; но он твёрдо знал, что ненавидит в этой женщине всё, от идиотского голоска до пушистой розовой кофты. Она ещё раз откашлялась («кхе-кхем») и продолжила:
   - Должна сказать, что я очень рада вернуться в «Хогварц»! - Она улыбнулась, обнаружив мелкие и весьма острые зубки. - И очень рада видеть ваши милые счастливые личики!
   Гарри поглядел вокруг и не увидел ни одного счастливого личика. Напротив, все были неприятно поражены тем, что с ними разговаривают как с маленькими детьми.
   - Я очень хочу поближе познакомиться со всеми вами и уверена, что мы непременно станем хорошими, добрыми друзьями!
   При этих словах все переглянулись; некоторые с трудом сдерживали ухмылки.
   - Друзьями? Так уж быть, но только если не придётся с ней меняться и брать эту жуткую кофту, - шепнула Лаванде Парватти, и обе залились беззвучным смехом.
   Профессор Кхембридж в очередной раз откашлялась («кхе-кхем»), но, когда она снова заговорила, придыхание почти исчезло, а голос зазвучал скучно и заучено:
   - Министерство магии придавало и придаёт вопросу образования юных колдунов и ведьм огромное, жизненно-важное значение. Редкий дар, которым каждый из вас наделён от рождения, не будучи взлелеян путём надлежащего обучения и наставления, может пропасть втуне. Мы не имеем права допустить, чтобы древние умения, являющиеся общественным достоянием колдовского сообщества, исчезли навсегда, а потому должны бережно передавать их из поколения в поколение. Мы, педагоги, больше других ощущаем, что наше благородное призвание - охранять и пополнять драгоценный клад магических знаний, накопленных нашими предками.
   Профессор Кхембридж сделала паузу и слегка поклонилась своим коллегам, никто из которых и не подумал кивнуть ей в ответ. Тёмные брови профессора Макгонаголл сошлись на переносице, что придало её лицу ястребиное выражение, и Гарри отчётливо видел, как при очередном «кхе-кхем» она обменялась многозначительным взглядом с профессором Спаржеллой. Профессор Кхембридж продолжила:
   - Каждый из директоров и директрис «Хогварца» привносил что-то новое в трудное дело руководства этой прекрасной, имеющей многовековую историю школой, и это правильно, ибо там, где отсутствует прогресс, неизбежно наступает стагнация и разрушение. В то же время, мы не можем себе позволить поощрять прогресс исключительно ради самого прогресса, так как наши древние, проверенные временем традиции чаще всего не нуждаются в изменениях. А значит, равновесие между старым и новым, между постоянством и переменами, между традициями и инновациями...
   Гарри почувствовал, что не в состоянии больше слушать, его мысли всё время словно соскальзывали куда-то. Когда говорил Думбльдор, Большой зал всегда наполняла почтительная тишина, но сейчас она постепенно стала нарушаться: школьники склоняли друг к другу головы, шептались, хихикали. За столом «Равенкло» Чу Чэнг оживлённо болтала с подружками. Сидевшая недалеко от неё Луна Лавгуд достала из рюкзака «Правдобор». Хуффльпуффец Эрни Макмиллан, на груди которого сиял новенький значок старосты, не сводил глаз с профессора Кхембридж, но взгляд у него был стеклянный, и Гарри не сомневался, что Эрни не слушает, а лишь притворяется, дабы не потерять лицо.
   Профессор Кхембридж ничего этого не замечала. Гарри стало казаться, что, даже если бы у неё под носом вспыхнуло восстание, она продолжала бы невозмутимо бубнить. Учителя, между тем, слушали в высшей степени внимательно, так же, как и Гермиона, которая впитывала каждое слово Кхембридж, хотя, судя по выражению её лица, эти слова ей совсем не нравились.
   - ...ибо всегда оказывается, что некоторые изменения - к лучшему, зато другие изменения, по прошествии времени, неизменно признаются ошибочными. Некоторые старые традиции мы обязаны сохранить, и это естественно, другие же, отжившие свой век, следует оставить и забыть. Итак, давайте же вместе, настроившись сохранять того, что надлежит сохранить, совершенствовать то, что нуждается в совершенствовании, и искоренять то, что, по нашему мнению, вопиёт об искоренении, устремимся вперёд, к новой эре, эре открытости, действенности и ответственности.
   Она села. Думбльдор захлопал. Преподавательский состав последовал его примеру, но Гарри заметил, что некоторые лишь раз-другой свели ладони вместе. К рукоплесканиям присоединилась и часть школьников; впрочем, большинство не слушало речь и не поняло, что она закончилась, поэтому, раньше, чем они успели сообразить, в чём дело и тоже начать аплодировать, Думбльдор снова встал.
   - Большое спасибо, профессор Кхембридж, это было весьма познавательно, - сказал он, поклонившись ей. - Итак, как я говорил, испытания для желающих попасть в квидишные команды...
   - Именно что весьма познавательно, - тихо проговорила Гермиона.
   - Только не говори, что тебе понравилось, - так же тихо воскликнул Рон, переводя замутнённый взор на Гермиону. - В жизни не слышал такой скучной речи - а я, заметь, рос с Перси!
   - Я сказала, «познавательно», а не «интересно», - сказала Гермиона. - Эта речь многое объясняет.
   - Да? - удивился Гарри. - А мне показалось, что это полный бред.
   - Среди этого бреда было кое-что очень важное, - мрачно произнесла Гермиона.
   - Правда? - на лице Рона застыло непонимающее выражение.
   - Как вам «мы не можем себе позволить поощрять прогресс исключительно ради самого прогресса»? А «искоренять то, что, по нашему мнению, вопиёт об искоренении»?
   - Ну и что это значит? - нетерпеливо спросил Рон.
   - Я тебе скажу, что это значит, - процедила Гермиона. - Это значит, что министерство намерено вмешаться в дела «Хогварца».
   Вокруг послышался стук, шум; очевидно, Думбльдор распустил собрание, все вставали и готовились уходить. Гермиона испуганно вскочила.
   - Рон, мы ведь должны показать первоклассникам, куда идти!
   - Ах, да, - сказал Рон, который явно забыл об этом. - Эй! Эй, вы! Лилипуты!
   - Рон!
   - А что такого? Они такие мелкие...
   - Всё равно, нельзя называть их лилипутами!...Первоклассники! - командным голосом проорала Гермиона. - За мной, пожалуйста!
   Новые ученики робко двинулись к ней по проходу между гриффиндорским и хуффльпуффским столами, причём каждый прилагал все усилия, чтобы не оказаться впереди остальных. Дети и правда выглядели крошечными; Гарри был твёрдо уверен, что сам он, когда пришёл в первый класс, не был таким маленьким. Он улыбнулся малышам. Светловолосый мальчик рядом с Эваном Аберкромби буквально окаменел, он ткнул Эвана в бок и что-то шепнул ему на ухо. Эван, с точно таким же испуганным видом, украдкой бросил на Гарри боязливый взгляд, и тот почувствовал, что улыбка, как смердосок, сползает с его лица.
   - До встречи, - без выражения сказал он Рону и Гермионе и пошёл прочь из Большого зала, изо всех сил стараясь не обращать внимания на перешёптывания, пристальные взоры и указующие персты. Глядя прямо перед собой, он пробрался к выходу, торопливо взошёл по мраморной лестнице и, воспользовавшись в двух местах тайными переходами и срезав таким образом путь, скоро оставил толпу далеко позади.
   Чего же и ждать, сердито думал он, проходя по коридорам верхних этажей, где почти никого не было. Естественно, что все на него таращатся; ведь прошло только два месяца с тех пор, как он на глазах у всей школы вышел из лабиринта, где проводилось последнее испытание Тремудрого Турнира, и заявил, что ему пришлось стать свидетелем возрождения лорда Вольдеморта. При этом на руках у него было тело Седрика... А вскоре школу распустили на каникулы, и у Гарри, даже если бы он и захотел отчитаться перед всеми о тех ужасных событиях, практически не оставалось на это времени.
   Незаметно для себя Гарри, прошагав по коридору, который вёл к двери в гриффиндорскую гостиную, оказался у портрета Толстой Тёти и, осознав, что не знает нового пароля, остановился как вкопанный.
   - Э-м... - промычал он, хмуро уставившись на Толстую Тётю. Та разгладила складки шёлкового розового платья и, в свою очередь, сурово уставилась на него.
   - Нет пароля, нет доступа, - надменно сообщила она.
   - Гарри, я знаю! - За его спиной послышалось громкое сопение. Гарри обернулся и увидел трусящего по коридору Невилля. - Знаешь, что это? То, что я наконец-то смогу запомнить!... - Он помахал своим низеньким кактусом. - Мимбулюс мимблетония!
   - Правильно, - сказала Толстая Тётя, и портрет открылся, обнаружив за собой круглую дыру в стене, куда и полезли Гарри с Невиллем.
   Гриффиндорская гостиная - уютная, круглая комната, заставленная ветхими мягкими креслами и старыми шаткими столиками - встретила их как всегда приветливо. В очаге весело потрескивал огонь, у которого, перед тем, как подняться в спальни, грели руки несколько человек; а с другой стороны Фред с Джорджем вешали на доску какое-то объявление. Гарри помахал всем на прощание и направился прямиком в спальню, у него не было настроения с кем-либо разговаривать. Невилль пошёл за ним.
   Дин Томас и Симус Финниган добрались до спальни первыми и сейчас были заняты тем, что развешивали по стенам возле своих кроватей плакаты и фотографии. Когда Гарри распахнул дверь, они разговаривали, но, увидев его, тут же замолчали. У Гарри одна за другой возникли две мысли: первая - о том, что Дин с Симусом, очевидно, говорили о нём, а вторая - что у него, очевидно, стремительно развивается паранойя.
   - Привет, - сказал он, подходя к своему сундуку и открывая его.
   - Привет, Гарри, - поздоровался Дин, надевавший в это время пижаму вестхэмских цветов. - Как каникулы?
   - Неплохо, - пробормотал Гарри. На рассказ о его каникулах ушла бы целая ночь, а он не чувствовал в себе сил ни на что подобное. - А у тебя?
   - Нормально, - хмыкнул Дин. - Во всяком случае, лучше, чем у Симуса.
   - А что такое? - бережно поставив мимбулюс мимблетонию на прикроватную тумбочку, спросил Невилль Симуса.
   Симус ответил не сразу, прежде он убедился, что его «Победоносные пустельги» повешены ровно. Потом, не поворачиваясь к Гарри, он сказал:
   - Мама не хотела, чтобы я возвращался в школу.
   - Что? - Гарри, снимавший с себя робу, застыл на месте.
   - Не хотела, чтобы я возвращался в «Хогварц».
   Симус отвернулся от плаката и, по-прежнему не глядя на Гарри, достал из своего сундука пижаму.
   - Но... почему? - спросил поражённый Гарри. Ведь мама Симуса - ведьма, как же она могла опуститься до такого дурслеизма?
   Симус не отвечал до тех пор, пока не застегнул пижаму на все пуговицы.
   - Думаю, - произнёс он размеренным голосом, - что... из-за тебя.
   - Что значит, из-за меня? - вскинулся Гарри.
   Его сердце забилось очень-очень быстро, и он почувствовал себя так, как будто у него над головой вот-вот должно было сомкнуться что-то ужасно страшное.
   - Ну, - протянул Симус, избегая смотреть на Гарри, - она... э-э... в общем, это не только из-за тебя, но и из-за Думбльдора тоже...
   - Так она верит «Прорицательской газете»? - сообразил Гарри. - Верит, что я врун, а Думбльдор - старый осёл?
   Симус наконец посмотрел прямо на него.
   - Что-то в этом духе.
   Гарри промолчал. Он швырнул на тумбочку волшебную палочку, снял робу, с досадой бросил её в сундук, натянул пижаму. Как же всё надоело! Все эти взгляды и пересуды! Побывали бы они в его шкуре!.. Понимали бы, каково это... Миссис Финниган уж точно не понимает... Дура, свирепо закончил он про себя.
   Он забрался в постель и потянулся, чтобы задёрнуть полог, но тут Симус сказал:
   - Слушай... А что на самом деле было, когда... Ну, ты понимаешь... С Седриком Диггори и вообще?
   В голосе Симуса звучало опасливое любопытство. Дин, который рылся в сундуке в надежде отыскать тапочек, застыл в неестественной позе. Было видно, что он внимательно ловит каждый звук.
   - Зачем ты спрашиваешь об этом у меня? - огрызнулся Гарри. - Почитай «Прорицательскую газету», как делает твоя мамочка! Там написано всё, что вам положено знать.
   - Оставь в покое мою маму, - рассердился Симус.
   - С какой стати я должен оставлять в покое тех, кто называет меня лжецом? - гневно бросил Гарри.
   - Нечего так со мной разговаривать!
   - Как хочу, так и разговариваю, - отрезал Гарри. Кровь бросилась ему в голову, и он сам не заметил, как схватил с тумбочки волшебную палочку. - А если тебе страшно спать со мной в одной комнате, то иди к Макгонаголл, пусть тебя переведут... Чтобы мамуля не беспокоилась...
   - Я тебе сказал, Поттер, не трогай мою маму!
   - Что тут такое?
   В дверях спальни появился Рон. Широко раскрытыми глазами он посмотрел сначала на Гарри, который стоял на коленях на кровати, направляя на Симуса волшебную палочку, а потом - на Симуса, грозно поднимавшего кулаки.
   - Он издевается над моей матерью!
   - Чего? - не поверил Рон. - Гарри не стал бы... Мы знаем твою маму, она нам понравилась...
   - Только это было раньше, до того, как она начала верить всем гадостям, которые пишет обо мне «Прорицательская»! - во весь голос проорал Гарри.
   - А, - на веснушчатом лице Рона появилось понимающее выражение. - А... Понятно.
   - Знаете что? - вскричал разгорячённый Симус, бросая на Гарри злобный взгляд. - Он прав! Я больше не хочу жить с ним в одной комнате, он псих!
   - Ну, это уже никуда не годится, Симус, - уши Рона засветились малиновым светом, что всегда служило верным сигналом опасности.
   - Не годится? Вот как? - завопил Симус. Он, в противоположность Рону, сделался очень бледен. - Ты сам-то всему веришь? Всей ерунде, которую он наплёл про Сам-Знаешь-Кого? Думаешь, он правду говорит?
   - Да, верю! - гневно воскликнул Рон.
   - Значит, ты и сам псих, - с отвращением бросил Симус.
   - Да? Что ж, пусть так. Но зато, дружок, я, - Рон потыкал себя в грудь пальцем, - к твоему глубокому огорчению, ещё и староста! Так что, если не хочешь отправиться отбывать наказание, думай, прежде чем говорить, понятно?
   Симус некоторое время стоял молча. На его лице явственно отражалась мысль, что наказание - не такая уж и большая цена за то, чтобы высказать всё, что вертится на языке. Однако, подумав, он презрительно фыркнул, развернулся на каблуках, кинулся в постель и с такой яростью задёрнул полог, что тот оторвался и пыльной кучей свалился на пол. Рон свирепо посмотрел на Симуса, а потом повернулся к Дину и Невиллю.
   - Чьи ещё родители недовольны Гарри? - воинственно спросил он.
   - Мои родители вообще муглы, - пожал плечами Дин. - Они и не знают, что в «Хогварце» кто-то погиб. Что я, дурак, чтобы им рассказывать?
   - Ты не знаешь моей мамы, она из кого угодно что угодно вытянет! - воскликнул Симус. - И вообще, твои родители не читают «Прорицательской» и понятия не имеют, что директора твоей школы вышибли из Мудрейха и из Международной Конфедерации Чародеев за то, что он потерял хватку...
   - Ба считает, что это чушь, - подал голос Невилль. - Говорит, что это «Прорицательская газета» потеряла хватку, а не Думбльдор. Она даже отменила подписку. Мы верим Гарри, - просто добавил Невилль. Он забрался в постель, натянул одеяло до самого подбородка и по-совиному уставился на Симуса. - Ба всегда говорила, что однажды Сами-Знаете-Кто обязательно вернётся. И ещё она говорит: раз Думбльдор сказал, что он вернулся, значит, он вернулся.
   Гарри охватила глубокая благодарность к Невиллю. Больше никто не произнёс ни слова. Симус достал палочку, поправил полог и скрылся за ним. Дин молча лёг и повернулся на бок. Невилль, которому, видимо, нечего было добавить, любовался на освещённый луной кактус.
   Гарри опустился на подушку. У соседней постели, раскладывая свои вещи, суетился Рон. Гарри был потрясён ссорой с Симусом, который всегда ему очень нравился. Сколько же ещё народу считает его лжецом и сумасшедшим?
   Бедный Думбльдор! Ему, наверное, пришлось этим летом пережить то же самое, когда его выкинули сначала из Мудрейха, а потом и из Международной Конфедерации Чародеев. Наверное, из-за этого он и злится на Гарри, потому и не хочет с ним общаться... Ведь они оба замешаны в эту историю. Думбльдор поверил Гарри и рассказал всей школе, а потом и всей колдовской общественности именно его версию событий. Значит, все, кто считает, что Гарри врёт, соответственно, должны считать, что врёт и Думбльдор, или что его удалось одурачить...
   Рон лёг в постель и погасил последнюю свечу в спальне. Когда-нибудь они поймут, что мы говорили правду, в отчаянии подумал Гарри. Но только... сколько ещё нападок придётся пережить до наступления этого «когда-нибудь»?